Кестлер (40-50-е гг.)Родился 5 сентября 1905 в Будапеште в семье выходцев из России, изучал точные науки в Венском университете, однако курса не закончил. В 1926, проникшись идеологией сионизма, уехал в Палестину. Некоторое время работал в Германии редактором в газетном концерне «Ульштайн»; по его заданию участвовал в качестве корреспондента в арктической экспедиции на дирижабле «Граф Цеппелин» (1931). Очередное увлечение привело Кёстлера в коммунистическую партию Германии; в 1932–1933 он совершил поездку по СССР. Впечатления иностранного корреспондента на гражданской войне в Испании нашли отражение в автобиографической книге Испанское завещание (1938), написанной во франкистской тюрьме. Судьба вождя восставших римских рабов Спартака в его первом романе Гладиаторы (1939) стала отправной точкой для проницательных суждений о губительной природе власти.Кёстлер создал себе имя романом Слепящая тьма (1941), повествующим о страшной судьбе старого большевика, которого НКВД вынудил к самооговору в государственном преступлении. Книга отразила отношение автора к репрессиям 1936–1938 в СССР ; в 1938 он вышел из коммунистической партии. В конце 1950-х годов Кёстлер оставил политическую тематику и занялся философским анализом искусства, науки, общества и религии. Умер Кёстлер в Лондоне 4 марта 1983. И ещё - Написанный много лет назад, роман «Слепящая тьма» Артура Кестлера представляет интерес и сегодня. Он дает представление о том, как воспринимались за пределами СССР события внутренней жизни страны, какой огромный, до сих пор трудновосполнимый ущерб был нанесен сталинским террором международному престижу родины социализма и единству мирового коммунистического движения. Любопытна судьба этого произведения: рукопись книги, написанная на немецком языке, пропала. К счастью, уже был готов английский перевод, названный «Мрак в полдень» (по-французски роман называется «Ноль и бесконечность». Я начал писать "Слепящую тьму" в сентябре 1938 года, в мюнхенские дни, а закончил в апреле 1940-го, за месяц до немецкого нападения и последующей капитуляции Франции. И снова - как было с "Гладиаторами" - работа то и дело прерывалась, и надолго, и писание романа уподобилось скачкам с препятствиями по дорожке времени и судьбы, ибо после Мюнхена я был уверен, что немцы вот-вот нападут на Францию, а Франция не продержится и нескольких недель. Затем последовала серия кафкианских ситуаций, описанная мною в "Земных подонках". Четыре месяца я провел в Пиренеях, в лагере для интернированных лиц. В январе 1940 года меня освободили, но оставили под надзором полиции, и несколько месяцев я дописывал роман, отрываемый от работы вызовами на допрос и обысками в квартире, денно и нощно трепеща, что, если опять буду арестован, роман неминуемо пропадет. Но, видимо, добрый ангел не оставлял попечения о нем. На обыске в марте полицейские конфисковали большую часть моих бумаг, а на машинопись "Слепящей тьмы" почему-то не обратили внимания. Первый экземпляр лежал прямо на письменном столе - я положил его туда, следуя завету Эдгара По: скрываемый предмет держать на самом видном месте; одновременно, вопреки тому же завету, второй экземпляр я засунул на верхнюю полку книжного шкафа. В конце концов меня действительно опять арестовали, и немецкий оригинал романа пропал. Но к тому времени, к счастью, был закончен английский перевод и уже переправлен в Лондон - за десять дней до немецкого вторжения во Францию. Таким образом, книга проскользнула в узенькую щелку, оставленную судьбой.